Я люблю Фридриха Дюрренматта, но почти все знакомые режиссеры говорили мне, что ставить его пьесы крайне непросто. Как автор, Дюрренматт слишком многогранен. Например, его «Ромул Великий» сочетает историю, фантастическое ее переосмысление (последний император Рима был вовсе не таков, как показано в пьесе), размышления о природе власти, жалящую иронию и еще тысячу вещей.
Побывав на «Аркадии», я поняла, что невероятно соскучилась по спектаклям Мастерской Петра Фоменко, ее атмосфере и ее замечательным актерам. Поэтому я отправилась на «Школу жен» — постановку по пьесе Мольера в переводе Василия Гиппиуса, который одно время состоял в Цехе поэтов Николая Гумилева.
«Они были женаты десять лет. Счастливо? Да, насколько это позволяли обстоятельства. Им обоим было трудно, как двум одинаково сильным лошадям, из которых каждая тянет свою лямку», - так начинается рассказ Августа Стриндберга «Осень», ставший отправной точкой для создания одноименного спектакля Андрея Гончарова в МХТ.
«Обычный конец света» (Juste la Fin du Monde) Жан-Люка Лагарса является одной из самых известных французских современных пьес. Трудно в это поверить, но при жизни автора она даже не была поставлена, да и сам он был известен скорее как режиссер, чем как драматург.
Не так давно я писала о Егоре Разливанове с курса Кирилла Пирогова, который играет одну из главных ролей в спектакле «Сто бед» в театре им. Вахтангова, а на днях побывала на спектакле в ЦДР, в котором играют другие ученики Пирогова. Что можно сказать — талантливые у него выпускники! Поставил «И.А.Бунин. В Москве» сам учитель, выбрав в качестве основы три текста нобелевского лауреата — «В одной знакомой улице», «Ида» и «Чистый понедельник».
Двое мужчин и одна женщина - это просто любовный треугольник. Двое мужчин и Полина Кутепова - это огонь, особенно когда большая часть действия проходит на фоне алого занавеса и в формате эксцентрического кабаре. Режиссер Петр Шерешевский в этой постановке для агентства "Арт-партнер" неузнаваем: никаких огромных экранов, сценографии со сложным разграничением пространства и т.д. Но, как и в других своих работах, он не забывает поднимать самые сложные, самые тонкие проблемы.
На Симоновской сцене театра им. Вахтангова вышла новая премьера - "Сто бед" Галины Зальцман по рассказам Эмира Кустурицы.
Симоновская сцена, должно быть, какая-то волшебная, потому что спектакли, которые на ней выходят, обладают особой аурой. "Сто бед" не стали исключением. Жила-была страна Югославия, пестрая, многонациональная, музыкальная, и в стране этой шел 1976-й год. Подростки ходили в школу и влюблялись, родители их ссорились и мирились, и ткань бытия слагалась из таких обыкновенных, казалось бы, вещей. А потом пришла война...
Перед началом спектакля Антона Фёдорова в Театре Наций на занавесе высвечивается подзаголовок - «Сцены в грубом духе того времени» и текст, принадлежащий Владимиру Набокову: «Замысел автора, по всей вероятности, таков: следуй за мной, неблагосклонный читатель, который обожает смотреть, как живую собаку надувают воздухом и пинают ногами, словно футбольный мяч: следуй за мной, неблагосклонный читатель, и полюбуйся, в какие изобретательные руки предам я своего смехотворно уязвимого героя».
В одном прекрасном замке жила-была черепаха по прозвищу Плавт, а вокруг были странные люди, которые… Нет, не то. Однажды два английских литературоведа, копаясь в прошлом, обнаружили микроскопического поэта Чейтера (Иван Верховых), который то ли повздорил, то ли не повздорил с Байроном, поэтом и лордом.
