Идя в театр МОСТ на премьеру спектакля «Бродский. 12 новелл от первого лица» режиссёра Георгия Долмазяна, я испытывал лёгкую тревогу. Бродский, поэзия, биография… Не превратится ли это в затяжную, двухчасовую лекцию, от которой клонит в сон? К счастью, мои опасения не оправдались. Вместо этого зрителей ждал динамичный, насыщенный и очень искренний спектакль, который умещает целую жизнь, советский период Бродского, всего в один час.

Уже сам формат говорит о многом: это не монументальное полотно, а скорее камерный альбом с яркими зарисовками. Интересно, что автором инсценировки и исполнителем роли поэта выступил один человек — Иван Орехов. Как он сам заметил, его задача была не в том, чтобы создать портретное сходство, а в том, чтобы поймать и передать суть. И это ему блестяще удалось. Со сцены смотрят не через грим и парик, а через нерв, интонацию и жест. Орехову удаётся показать и наивную твёрдость, и ранимую гордость, и внутренний стержень молодого Бродского.

Бродский - Иван Орехов

Спектакль построен как воспоминание, которое переплетается с фрагментами лекций поэта в американском университете. Каждый эпизод начинается с простого: «Здравствуйте! Я Джозеф Бродский». Зритель погружается в его мир — слушает рассказы об Ахматовой, Цветаевой, Достоевском, сквозь которые просвечивает искреннее восхищение поэта перед своими учителями. А каждая такая лекция заканчивается фразой, обращённой в зал: «Вы молчите? Ну молчите!»

Бродский - Иван Орехов, Работник ОВИРа - Роман Зуев

Эта реплика, повторяющаяся несколько раз, создаёт удивительный эффект. Возникает ощущение, что актёр не просто цитирует, а приглашает к диалогу. И невольно задаёшься вопросом: а что, если кто-то из зрителей действительно ответит? Как развернётся действие? Этот приём стирает грань между прошлым и настоящим, между поэтом и аудиторией.

Мать - Людмила Давыдова, Отец - Всеволод Гусейнов

Особую силу спектаклю придают документальные сцены. Наивность Бродского по отношению к советской системе показана через суд и разговор с работником ОВИРа. Он с искренним недоумением пытается понять, почему поэт — это не призвание, а «корочка» от института. Его жестом отчаяния становится наивное обращение к самому Брежневу. Цитаты из реальных протоколов суда звучат сегодня особенно пронзительно.

Бродский - Иван Орехов, Судья - Александра Колтун

Но спектакль — не только о противостоянии с системой. Это и история большой любви. Трогательны сцены звонков из Нью-Йорка в Ленинград к родителям. Они показаны нежными, любящими людьми, поддерживающими сына. Мощным эмоциональным аккордом становится чтение Людмилой Давыдовой стихотворения «В Рождество все немного волхвы…».

Мать - Людмила Давыдова, Отец - Всеволод Гусейнов

Есть в постановке и очень личный, тонкий сюжет — о двух воронах в нью-йоркском парке. Как писал Бродский в эссе «Полторы комнаты», он заметил их сразу после смерти родителей. Режиссёр Георгий Долмазян после спектакля признался, что эта история нашла в нём прямой отклик: он тоже увидел ворон на Рождественском бульваре после смерти отца. Такая общность переживаний делает спектакль особенно проникновенным.

Георгий Долмазян

Есть, впрочем, один момент, который вызвал вопросы. В финале на экране появляется сам Бродский, читающий стихотворение «Дидона и Эней». Это мощно и становится кульминацией. Но следом выходит Иван Орехов и читает другое стихотворение — «Не важно, что было вокруг, и не важно». Магия прямого контакта с поэтом немного рассеивается. Возможно, точку стоило бы поставить именно выступлением Бродского, оставив неизгладимым это сильное впечатление.

Бродский - Иван Орехов

Но это частное замечание не умаляет общей ценности спектакля. «Бродский. 12 новелл от первого лица» — это тонкая, умная и современная работа, которая может и должна привлечь молодёжь. Как рассказал Георгий Долмазян, он однажды увидел девушку в футболке с Бродским и спросил, знает ли она, кто на ней изображён. «Какой-то прикольный дядька», — был ответ. Этот спектакль — прекрасная возможность для нового поколения узнать, что же это был за «дядька», и открыть для себя его мир. Мир, в котором поэзия побеждает любое молчание.

Фото: Михаил Брацило / Москультура